Неточные совпадения
Было что-то очень глупое в том, как черные солдаты, конные и пешие, сбивают, стискивают зеленоватые единицы в большое, плотное
тело, теперь уже истерически и грозно ревущее, стискивают и медленно катят, толкают этот огромный, темно-зеленый ком в широко
открытую пасть манежа.
Тогда Самгин, пятясь, не сводя глаз с нее, с ее топающих ног, вышел за дверь, притворил ее, прижался к ней спиною и долго стоял в темноте, закрыв глаза, но четко и ярко видя мощное
тело женщины, напряженные, точно раненые, груди, широкие, розоватые бедра, а рядом с нею — себя с растрепанной прической, с
открытым ртом на сером потном лице.
Самгин шагнул еще, наступил на горящую свечу и увидал в зеркале рядом с белым стройным
телом женщины человека в сереньком костюме, в очках, с острой бородкой, с выражением испуга на вытянутом, желтом лице — с
открытым ртом.
Я бросился к реке. Староста был налицо и распоряжался без сапог и с засученными портками; двое мужиков с комяги забрасывали невод. Минут через пять они закричали: «Нашли, нашли!» — и вытащили на берег мертвое
тело Матвея. Цветущий юноша этот, красивый, краснощекий, лежал с
открытыми глазами, без выражения жизни, и уж нижняя часть лица начала вздуваться. Староста положил
тело на берегу, строго наказал мужикам не дотрогиваться, набросил на него армяк, поставил караульного и послал за земской полицией…
Как у нас невольно и без нашего сознания появляются слезы от дыма, от умиления и хрена, как глаза наши невольно щурятся при внезапном и слишком сильном свете, как
тело наше невольно сжимается от холода, — так точно эти люди невольно и бессознательно принимаются за плутовскую, лицемерную и грубо эгоистическую деятельность, при невозможности дела
открытого, правдивого и радушного…
Тело его мягко вздрогнуло, голова бессильно упала на плечо, и в широко
открытых глазах мертво отразился холодный свет лампы, горевшей над койкой.
Это белокурый, с пухлым и бледным лицом человек. Он лежит навзничь, закинув назад левую руку, в положении, выражающем жестокое страдание. Сухой
открытый рот с трудом выпускает хрипящее дыхание; голубые оловянные глаза закачены кверху, и из-под сбившегося одеяла высунут остаток правой руки, обвернутый бинтами. Тяжелый запах мертвого
тела сильнее поражает вас, и пожирающий внутренний жар, проникающий все члены страдальца, проникает как будто и вас.
В ужасе и гневе она начала кричать без слов, пронзительно, но он своими толстыми,
открытыми и мокрыми губами зажал ей рот. Она барахталась, кусала его губы, и когда ей удавалось на секунду отстранить свое лицо, кричала и плевалась. И вдруг опять томительное, противное, предсмертное ощущение обморока обессилило ее. Руки и ноги сделались вялыми, как и все ее
тело.
Я познакомился с ним однажды утром, идя на ярмарку; он стаскивал у ворот дома с пролетки извозчика бесчувственно пьяную девицу; схватив ее за ноги в сбившихся чулках, обнажив до пояса, он бесстыдно дергал ее, ухая и смеясь, плевал на
тело ей, а она, съезжая толчками с пролетки, измятая, слепая, с
открытым ртом, закинув за голову мягкие и словно вывихнутые руки, стукалась спиною, затылком и синим лицом о сиденье пролетки, о подножку, наконец упала на мостовую, ударившись головою о камни.
За кормою, вся в пене, быстро мчится река, слышно кипение бегущей воды, черный берег медленно провожает ее. На палубе храпят пассажиры, между скамей — между сонных
тел — тихо двигается, приближаясь к нам, высокая, сухая женщина в черном платье, с
открытой седой головою, — кочегар, толкнув меня плечом, говорит тихонько...
Он продолжал стоять у окна и глядел в
открытую форточку на дремлющие в тени кусты и цветочные клумбы. Луна била ему прямо в лицо и ярко обливала своим желтым светом всю верхнюю часть его
тела.
Предо мною лежало
тело Изота, на берегу, под кустами ивняка. Синее лицо его было обращено к небу, а остекленевшие глаза строго смотрели внутрь себя. Золотистая борода слиплась острыми комьями, в ней прятался изумленно
открытый рот.
Я думаю, что если бы смельчак в эту страшную ночь взял свечу или фонарь и, осенив, или даже не осенив себя крестным знамением, вошел на чердак, медленно раздвигая перед собой огнем свечи ужас ночи и освещая балки, песок, боров, покрытый паутиной, и забытые столяровой женою пелеринки, — добрался до Ильича, и ежели бы, не поддавшись чувству страха, поднял фонарь на высоту лица, то он увидел бы знакомое худощавое
тело с ногами, стоящими на земле (веревка опустилась), безжизненно согнувшееся на-бок, с расстегнутым воротом рубахи, под которою не видно креста, и опущенную на грудь голову, и доброе лицо с
открытыми, невидящими глазами, и кроткую, виноватую улыбку, и строгое спокойствие, и тишину на всем.
Несколько минут она молча, с
открытым ртом и дрожа всем
телом, глядела на дверь, за которою скрылся муж, и старалась понять, что значит это.
Из
открытого рта со свистом и хрипом изливался тяжёлый, острый запах, и всё это отравленное болезнью, рыхлое
тело, казалось, готово развалиться по постели, как перекисшее тесто.
У него сладко кружилась голова, сердце буйно затрепетало, он обнимал её всё крепче, целуя
открытые горячие губы, сжимая податливое мягкое
тело, и опрокидывал его на землю, но она неожиданно, ловким движением выскользнула из его рук и, оттолкнув, задыхаясь, крикнула подавленно...
На дворе стоят, понурясь, лошади наших верховых, а людей — ни одного. И только войдя в сени, увидал я их: прижались все пятеро к стене в сенях; на пороге
открытой в избу двери стоит фонарь, освещая слабым, дрожащим огнём голое человеческое
тело.
Этим воскресением душ отнюдь еще не предполагается для всех
открытое явление их в
теле, напротив, скорее можно думать, что и эти ожившие души еще не имеют
тел и получают силу образовать их себе лишь при всеобщем воскресении.
Меж тем в доме волнение стало уже успокоиваться и водворялся порядок: вскрытые и описанные
тела Бодростина и Ларисы были одеты и покрыты церковными покровами; к вечеру для них из города ожидались гробы; комната, в которой лежал труп самоубийцы, была заперта, а в
открытой зале над
телом убитого уже отслужили панихиду, и старый заштатный дьякон, в старом же и также заштатном стихаре, читал псалтырь.
Орлов так описывал императрице наружность принцессы Елизаветы: «Оная женщина росту небольшого,
тела очень сухого, лицом ни бела ни черна, глаза имеет большие,
открытые, цветом темно-карие, косы и брови темно-русы, а на лице есть и веснушки.
И
тело смолкло, обесцветилось, стало воздушным и снова пустым. Легкими стопами Я покинул его, и моему
открытому взору предстало необыкновенное, то, что невыразимо на твоем языке, мой бедный друг! Насыть твое любопытство причудливым сном, который Я так доверчиво рассказал тебе, — и не расспрашивай дальше! Или тебе недостаточно «огромного, острого» штопора — но ведь это так… художественно!
Оная ж женщина росту небольшого,
тела очень сухого, лицом ни бела, ни черна, глаза имеет большие и
открытые, цветом темно-карие, косы и брови темно-русы, а на лице есть и веснушки; говорит хорошо по-французски, по-немецки, немного по-итальянски, разумеет по-английски; думать надобно, что и польский язык знает, только никак не отзывается; уверяет о себе, что она арабским и персидским языком очень хорошо говорит.
Теперь крепко связанная по рукам и ногам Милица лежала в тесном кругу ее врагов. Веревки до страшной боли перетягивали ее суставы, врезаясь в
тело. Все члены ее затекли и онемели. A в
открытую дверь сарая понемногу уже врывался серый белесоватый рассвет, предвестник скорого утра. Все настойчивее, все яснее прорывала ночную мглу его резкая полоса на востоке.
Ляшкевский и Финкс садятся у
открытого окна и начинают партию в пикет. Обыватель в синих панталонах аппетитно потягивается, и со всего его
тела сыплется на землю скорлупа подсолнухов. В это время из ворот vis-a-vis показывается другой обыватель, в желто-серой помятой коломенке и с длинной бородой. Он ласково щурит глаза на синие панталоны и кричит...
Войдя в траурную залу, он остановился и потребовал пить. Подкрепившись питьем, подошел к гробу, но здесь упал в обморок. Когда он был вынесен и приведен в чувство, то подняли
тело и поставили в
открытой карете. За гробом тянулся длинный ряд карет, и, так как покойница была жена генерала, то гроб провожала гвардия. Поезд отправился в Невский монастырь.
По окончании заупокойной литургии и погребения
тела в фамильном склепе князь Сергей Сергеевич пригласил всех прибывших в свой дом помянуть, по русскому обычаю, покойную княгиню. В громадной столовой княжеского дома был великолепно сервирован стол для приглашенных. Не забыты были князем его дворовые люди и даже крестьяне. Для первых были накрыты столы в людской, а для последних поставлены на огромном дворе княжеского дома, под
открытым небом.
Он угасал тихо в течении нескольких месяцев. Видимо, какая-то гнетущая мысль иссушивала ему мозг, расслабляла
тело и вела его к
открытой могиле.
— Послушай, Тамара, — начал князь, — я выслушал все то, что ты сейчас говорила, выслушал спокойно, главным образом потому, что для меня это не ново. Ты так часто повторяла мне все это, вероятно, для того, чтобы я сам наконец поверил тебе и признал бы себя извергом, погубившим твою душу и
тело… Возражать я не стану, хотя вопрос, кто из нас жертва, для меня, по меньшей мере, остается
открытым.
Она не отвечала, но
тело ее как-то странно вытянулось. Широко
открытые глаза остановились и в них как бы застыло выражение безграничной любви и надежды. Александр Васильевич понял, что держит труп. Он бережно опустил его на кровать и быстро вышел из комнатки.
Этот покой дается лишь чистой, освященной церковью взаимной любовью, прямой и
открытой, без трепета тайны, без страха огласки и людского суда — это тот покой, который так образно, так кратко и вместе так красноречиво выражен апостольскими правилами: «Жены, повинуйтесь мужьям своим», и «Мужья, любите своих жен, как собственное
тело, так как никто не возненавидит свое
тело, но питает и греет его».
Тут же видит он
открытый гроб, в котором покоится полусгнившее
тело, с искаженными чертами почерневшего лица, на котором он читает роковое слово: убийца.
Вскоре после этого Праша и совсем «ушла в другое место». Раз утром нашли дверь ее избушки широко
открытою, а
тело хозяйки лежало на камне, и на устах у нее было несколько капель крови, с которою жизнь улетела из ее разорвавшегося сердца.
В длинном сюртуке на огромном толщиной
теле, с сутуловатою спиной, с
открытою белою головой, и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своею ныряющею, раскачивающеюся походкой в круг и остановился позади священника.